|
Лучше проиграть со своими, чем выиграть с чужими, ибо не истинна та победа, которая добыта чужим оружием.
Никколо Макиавелли
|
Перед
русским язычеством сейчас стоит немало проблем. Главная из них
заключается в том, что русское язычество, едва начав формироваться, уже
перестаёт им - русским - быть, превращаясь в синтез индоевропейских
верований, замешанный в лучших традициях современной толерантности и
мультикультурности. Причём тот факт, что язычество идёт бок о бок с
национализмом, нисколько этой самой мультикультурности не мешает,
скорее даже наоборот.
На данном этапе в конструкторе «собери религию», в который
превратилось русское язычество, большая часть заимствованных деталей
носит скандинавское происхождение. О причинах и происхождении подобного
явления уже было говорено неоднократно, мною в том числе (см., к
примеру, «Особенности белой глобализации» или «Белая глобализация и её
последствия»). Стоит рассмотреть частный случай, один из самых
характерных и показательных.
Воинственность для неудачников. Сказ о том, как горе-вояки за морем воинственность искали.
Один из любимых аргументов апологетов скандинавомании -
то, что русскому язычеству якобы не хватает воинственности, которой
вотанизм прямо-таки изобилует. Первая часть утверждения очень даже
оспорима, а вот со второй вполне можно согласиться. Только что нам это
даст?
Наверняка скажут о возможности перенять опыт. И будут
неправы. Ибо речь идёт не о войне, а о воинственности, причём о
воинственности как о черте национального характера. Заимствование
военного опыта, в том числе вражеского - вполне рядовое для воюющих
сторон явление, но как можно заимствовать воинственность? Можно забрать
меч противника, но не руку, державшую этот меч, и тем более не разум,
направлявший руку с мечом.
Здесь проявляется не лучшая черта уже русского (или
следует сказать «российского»?) характера, а именно незнание меры,
неспособность вовремя остановиться. Современные «язычники», подобно
сорокам, тащат всё, что блестит, не заботясь о последствиях. А
последствия могут быть необратимыми. Ведь если народ начинает
заимствовать чужие черты национального характера, то можно ли его после
этого назвать народом? Именно наличием национального характера и
национальной культуры народ отличается от простой толпы. Именно против
национального характера и национальной культуры направлена
глобализация. Сейчас мы имеем дело с проблемой белой глобализации,
характерной исключительно для русского национального движения. И её
надо решать, причём решать в пользу русских, если мы хотим, чтобы
русское национальное движение продолжало быть национальным. Стоит
задуматься, почему именно викинги становятся объектом поклонения. Ведь
они не единственный в истории пример излишней воинственности. Почему, к
примеру, не взяты в качестве образца покорители нового света? Они ведь
целые народы уничтожали, Гитлер по сравнению с ними хиппи-пацифист, а
викинги - секта толстовцев. Можно вспомнить и другие эпизоды нашего и
не нашего прошлого. Чего не было у них такого, что есть в вотанизме и
что так бы привлекало новых последователей? Эстетики.
Можно сколько угодно рассуждать о том, что внутренняя суть
должна быть важнее внешнего выражения. В чём-то это верно, но, с другой
стороны, благодаря этому немало хороших идей так и остались теорией, не
найдя подходящего внешнего выражения своей сути. Этой судьбы избежал
немецкий национал-социализм. Популярность национал-социалистической
идеи несмотря на её крах во многом обусловлена именно наличием сильной
эстетической стороны, благодаря которой национал-социализму удалось
пережить своё время.
Сыграла роль и популяризованность скандинавской культуры.
О викингах сейчас слышали все от мала до велика, им посвящено множество
книг, фильмов, компьютерных игр и прочих элементов массовой культуры.
Термины «берсерк» и «валькирия» давно стали нарицательными, утратив
своё первоначальное значение и превратившись в нечто даже попсовое. Историю
викингов изучают в школьном курсе, в то время как дохристианская
история русов зачастую укладывается в несколько строк. И - везде
упоминается о скандинавской воинственности, в то время как о своей
истории говорить в таком ключе не принято.
Последнее, пожалуй, и является главной причиной забвения
всех достижений русского воинского духа. Ибо нам столетиями внушали,
что его у нас нет. Все завоевательные походы русов приписываются
князьям скандинавского происхождения благодаря давно опровергнутой, но
тем не менее живой как труп Ленина норманнской теории. О воинственных
ушкуйниках, ставших грозой Золотой Орды, обычно не упоминают вообще. Не
менее воинственное казачество представляется во времена Москвы шайкой
разбойников, а во времена Петербурга - «защитниками православного
отечества», полицаями самодержавия. Образ патриархального русского
мужичка, который сам по себе мухи не обидит и встаёт на защиту
отечества (и только На Защиту Отечества, даже мысли не допуская о том,
чтобы напасть на кого-либо самому) исключительно по приказу очередного
князя, царя, императора или генсека настолько вбит в сознание народа,
что уже само слово «воинственность» вызывает негативные ассоциации
чего-то внешнего, нерусского, вражеской угрозы. Под которой в основном
понимаются германцы, всегда воинственные и всегда норовящие упомянутого
патриархального русского мужичка поработить - начиная от викингов и
«псов-рыцарей» и заканчивая Третьим Рейхом. Причём германцы заранее
подразумеваются как агрессоры, и о том, чтобы русские когда-либо сами
нападали на немцев, никто и речи не ведёт (кроме
историков-ревизионистов, заявляющих, что Сталин первым начал готовить
нападение на гитлеровскую Германию, но это уже из совсем другой
плоскости).
Национализм может быть разным. Он может быть вполне мирным
и созидательным, более того, он обязан быть созидательным, ибо
национализм - это прежде всего любовь к своей нации. Именно поэтому, когда
нация вымирает со скоростью более миллиона человек в год и когда любой
проходимец чувствует себя на её земле хозяином, национализм обязан быть
воинственным. Более того, он не может быть не воинственным. Просто
потому что тогда он перестаёт быть национализмом - как можно любить то,
что отказываешься защищать? А в условиях «кризиса воинственности»
неудивительно, что русские националисты ищут воинственной эстетики на
стороне. Удивительно другое - лень и безответственность этих самых
националистов. Ибо у русских есть огромный потенциал в плане создания
воинственной эстетики, но её самой нет - просто потому, что никто не
взялся за её создание. Между тем столь нежно любимая определённой
частью русских «национал»-социалистов НСДАП создать её не поленилась,
что и обусловило её успех. Так почему же мы, словно тать, тащим чужое,
«коммуниздим» (или теперь стоит говорить «национал-социализдим»?)
немецкую воинственность? Ведь у нас её не меньше, в чём легко убедиться.
О необходимости воинственности и о том, где её взять
Конечно, современные русские, к сожалению, не отличаются
воинственностью. Как, впрочем, и современные скандинавы, и современные
немцы, и вообще всё «цивилизованное» население планеты. Выделять в
данном контексте русских как «особо невоинственных» просто глупо.
Однако речь идёт о язычестве. Говоря о том, что русскому язычеству не
хватает воинственности по сравнению со скандинавским, вотанопоклонники
проецируют современное состояние русского народа на русов в
дохристианский период нашей истории. Неужто и тем не хватало
воинственности? История говорит об обратном, и примеров тому множество.
Тут стоит вспомнить, что во времена язычества само
язычество было не столько религией, сколько частью национального
менталитета. И если народ был воинственен, воинственна была и его
религия. А славяне-язычники могли преподать урок воинственности кому угодно, и «сынам Вотана» в том числе. Древний историк Иордан (VI век) свидетельствует, что «славяне превосходят германцев как телом, так и духом, сражаясь со звериной лютостью». Такого же мнения о славянах и византийский историк Прокопий Кесарийский (VIII век): «они научились вести войну лучше, чем римляне, стали богаты, имеют золото и серебро, табуны коней и много оружия». Арабский учёный Ибн Руст (Х век) говорит, что «русы
мужественны и храбры. Когда они нападают на другой народ, то не
отстают, пока не уничтожат его весь... Ростом они высоки, красивы собою
и смелы в нападениях». Гильфердинг в своей «Истории балтийских славян» пишет, что варяги (балтийские славяне, из которых и происходили русы) - «передовые
бойцы на суше против немцев, были первыми удальцами на море. Они сами
собой приучались к морской жизни, так что современники называли их
страну морской областью славян. С другой стороны, их положение впереди
всех славянских народов, среди врагов (саксов и датчан) отнимало
возможность мирного торгового судоходства. Таким образом, главным
занятием сделалась война на море с датчанами, как на суше с немцами, а
главным их промыслом - морские разбои... пренебрегая всеми выгодами
хлебопашества, они вечно готовы к морским походам и поездкам, надеясь
на свои корабли, как на единственное средство к обогащению. На
нападения датчан они не обращают внимания и даже считают особенным
наслаждением с ними биться».
Давно предана забвению память о славянских элитных воинах
- волкодлаках и рыкарях. Первые благодаря христианской обработке
сохранившейся в народе языческой культуры превратились в злых
оборотней, нападающих ночами на людей. В то же время уцелели в своём
первоначальном значении берсерки, которых можно условно (но именно
условно) назвать их скандинавскими аналогами («берсерк» в буквальном
переводе означает «медвежья шкура», а «волкодлак» - «волчья шкура»
соответственно, т. е. воин, обращающийся к тотемному зверю-покровителю
и сражающийся в мистическом исступлении, не чувствуя боли и уничтожая
десятки, а то и сотни врагов; о волкодлаках и их отличиях от берсерков
[так, первые почитались колдунами, в то время как вторым всякая
умственная деятельность была чужда] стоит рассуждать отдельно, ибо это
тема для целостного исследования). О рыкарях же сейчас не знает
практически никто, а произошедшее от них славянское слово «рыцарь»
теперь производят от немецкого «рейтар». Забыт бессмертный подвиг
трёхсот рыкарей, защищавших Аркону от многократно превосходивших сил
крестоносцев. А ведь это прекрасные образцы воинственности славянской
языческой культуры!
Народные предания сохранили эту воинственность. Так, самый
языческий образ русских былин - князь-оборотень Волх Всеславьевич - не
защищает «по традиции» границы своей державы, а, узнав, что правитель
«царства Индейского» замышляет поход на Русь, первым наносит удар. Его
приказ дружине таков:
Гой еси вы, дружина хоробрая!
Ходите по царству Индейскому,
Рубите старого, малого,
Не оставьте в царстве на семена...
|
Причём в повествовании нет ни единого намёка на осуждение
действий героя, который представлен не только воинственным, но и
жёстким и даже жестоким. А ведь былины, в отличие от фактического
исторического материала, передают прежде всего отношение народа к
описанным событиям. Событиям, которые, в нашем случае, на современном
языке именовались бы кучей страшных слов, столь любимых демократической
прессой, этой великой обличительницей «геноцидов» и «холокостов».
Просто воинственные русы прекрасно понимали одну простую истину: жестокость будет всегда - либо своя, либо чужая. Поэтому жестокость и воинственность просто необходимы.
- - -
Современное язычество, к сожалению, этих уроков не
переняло. По сути, у нынешнего лубочно-сусального родноверия мало
общего с язычеством древних русов. С одной стороны, так и должно быть,
ведь сейчас совершенно другая эпоха. Но «родноверие» умудрилось
перенять из язычества то, что не соответствует требованиям этой эпохи,
оставив нужное за бортом. Боговщину, которая и погубила язычество,
родноверие впитало целиком и полностью. В результате русские «сменили
статус» с рабов божьих на детей божьих, но что толку, если всё равно
есть кто-то над, кто диктует свои законы и заповеди, свой порядок, в то
время как воинственность - удел вольниц! Древние былины донесли до нас
образ удалого бунтаря Буслаева, не веровавшего «ни в сон, ни в чох». А
родноверие в противовес ему несёт образ - да-да, того самого
упоминавшегося уже патриархального русского мужичка, водящего хороводы
в расписной рубахе вокруг капищ, исправно творящего требы и чтящего
богов, но, несмотря на то, что бога войны он тоже чтит, отнюдь не
собирающегося воевать, смиренно ожидая, пока враги сами подойдут к его
столице. А почитание упомянутого бога войны сводится к размахиванию
бутафорскими мечами в не менее бутафорских кольчугах. Мудрость Природы,
которая бывает жестока и при этом всегда прекрасна, родноверы заменили
книжным знанием вед, написанных зачастую всего несколько десятков лет
назад разного рода авантюристами. Шапками врага не закидаешь, а уж
книгами его не закидать тем более. Наука (а, напомню, наибольших
успехов современная наука достигла благодаря военным разработкам)
заменена альтернативной историей. О какой воинственности может идти
речь, если люди не ищут свободы, без которой нет и воинственности, если
они предпочитают всё глубже зарываться в груды догматов и пуды
демагогий? Воинственность и воля нераздельны, и даются они не богами,
которых создали люди для себя и по своему образу. Зачем моему народу
бог войны, если мой народ когда-то сам был богом войны?!
И, тем не менее, при всём неисчислимом богатстве материала
и при практически неисчерпаемом потенциале у нас нет эстетики
воинственности. Одним она не нужна, ибо испортит их любимый образ
патриархального русского мужичка, верующего в Сварога и небесную
уточку. Другим не до неё - слишком заняты национал-социализацией
немецкого имущества. А ведь время беспощадно. Многое из того, что
оставили потомкам воинственные русы, при упоминании о которых
величайшие державы того времени трепетали, утеряно безвозвратно. И
многое будет утеряно, если мы не возьмём его на вооружение. Если же мы
начнём заимствовать чужое, вместо того, чтобы возрождать своё, мы
растеряем и остатки того, что в нас осталось русского. Побеждать
чужим оружием легко и быстро, но это - не истинная победа, ибо она не
делает сильнее, не придаёт необходимого опыта. Поэтому без крайней
необходимости использовать его не стоит. А крайней необходимости у нас
нет, ибо, как уже говорилось, русская языческая культура не менее
воинственна, чем столь популярная нынче германская. Нужно всего лишь
преобразовать её в отвечающую современности воинственную эстетику -
русскую эстетику.
Русскому язычеству что-то нужно? Если у нас это было -
возрождай! Если не было - создавай! Дух - это не просто орудие,
изготовляемое человеком, он отличается от него тем, что всегда
самобытен и, следовательно, способен быть самодостаточным. Так уберите
же с пути германские наслоения, дайте дорогу вольному русскому духу! Яробор
Источник: http://www.rusirk.14slov.com/st/t-prop3.html |